Тем, что Пушкин воссоздавал в романе черты императрицы, запечатленные Боровиковским, подчеркивалась официальная «версия» портрета. Более того, Пушкин демонстративно отказывался от своего личного восприятия императрицы и давал читателю копию с копии. Боровиковский рисовал с живой натуры. Пушкину было достаточно представить копию с высочайше одобренного портрета. Он изображал не живую модель, но мертвую натуру. Екатерина II в романе - не образ живого человека, а «цитата», как остроумно заметил Шкловский. От этой вторичности - холод, окружающий Екатерину в пушкинском романе. «Свежее дыхание осени» уже изменило лик природы-листы лип пожелтели, императрица, выйдя на прогулку, надела «душегрейку». «Холодно» лицо ее,-«полное и румяное», оно «выражало важность и спокойствие». С той же холодностью связано и «строгое выражение лица», появившееся во время чтения прошения Маши Мироновой. Это даже подчеркнуто авторской ремаркой: «Вы просите за Гринева? - сказала дама с холодным видом». Холодность и в поступках Екатерины: она затевает «игру» с Машей, выдавая себя за даму, близкую ко двору,- она играет, а не живет.

В таком изображении Екатерины II вскрывается намерение Пушкина противопоставить образу Пугачева, «мужицкого царя», образ правящей императрицы. Отсюда контрастность этих двух фигур. Милости Пугачева, основанной на справедливости, противопоставлена «милость» Екатерины, выражавшей произвол самодержавной власти.

Эту контрастность, как всегда, остро, художнически осознавала и воспринимала Марина Цветаева: «Контраст между чернотой Пугачева и ее (Екатерины П.- /". М.) белизной, его живостью и со важностью, его веселой добротой и ее снисходительной, его мужиче-ством и ее дамством не мог не отвратить от нее детского сердца, едипо-любивого и уже приверженного „злодею"».

Цветаева не просто излагает свои впечатления,- она анализирует роман и тщательно аргументирует свой тезис о контрастности изображения Пугачева и Екатерины II и отношении Пушкина к этим антиподам: «На огневом фоне Пугачева - пожаров, грабежей, метелей, кибиток, пиров - эта в чепце и душегрейке, на скамейке, между всяких мостиков и листиков, представлялась мне огромной белой рыбой, белорыбицей и даже несоленой. (Основная черта Екатерины - удивительная пресность.) ».

И далее: «Сравним Пугачева и Екатерину въяве: «Выходи, красная девица, дарую тебе волю. Я государь. (Пугачев, выводящий Марью Ивановну из темницы) ». «Извините меня,- сказала она голосом еще более ласковым,- если я вмешиваюсь, но я бываю при дворе...»

Насколько царственнее в своих жестах мужик, именующий себя государем, чем государыня, выдающая себя за приживалку». Ю. М. Лотман прав, когда возражает против грубо прямолинейного определения взгляда Пушкина на Екатерину II. Конечно, Пушкин не создавал отрицательного образа Екатерины, не прибегал к сатирическим краскам. Но противостояние Пугачева и Екатерины II нужно Пушкину, такая композиция позволяла ему обнажать важные истины о природе самодержавия. Особенности изображения Пугачева и Екатерины II позволяют понять, на чьей стороне симпатии Пушкина. «Любит ли Пушкин в «Капитанской дочке» Екатерину?» спрашивала Цветаева. И отвечала: «Не знаю. Он к ней почтителен. Он знал, что все это: белизна, доброта, полнота - вещи почтенные. Вот и почтил» . Окончательный ответ на вопросы, зачем Пушкин ввел в роман образ Екатерины и как изобразил ее, дает последняя сцена - встреча Маши Мироновой с императрицей в Царскосельском саду. Здесь читатель узнает истинные причины, по которым Екатерина признала Гринева невиновным. Но сцена эта важна не только для понимания образа Екатерины: во время свидания окончательно раскрывается характер капитанской дочки и завершается любовная линия романа, поскольку именно Маша Миронова отстояла свое счастье.

Для понимания этой принципиально важной сцены нужно помнить, что она написана с расчетом на эффект присутствия читателя: Ивановна, например, не знает, что беседует с императрицей, а читатель уже догадывается; «дама» обвиняет Гринева в измене, но читатель отлично знает, что обвинение это ни на чем не основано. Этот прием Пушкин счел нужным обнаружить: в момент беседы он сообщает: Маша Миронова «с жаром рассказала всё, что уже известно моему читателю».

Итак, Марья Ивановна, отвечая на вопрос «дамы», сообщает ей о причине своего приезда в столицу. При этом благосклонность собеседницы к неизвестной девушке энергично мотивирована: «дама» узнает, что перед ней сирота капитана Миронова, верного императрице офицера. (Дама, казалось, была тронута.) В этом состоянии она и читает прошение Маши.

Пушкин создает еще одну чрезвычайную ситуацию, поручая Гриневу запротоколировать (со слов Маши Мироновой) все происходившее: «Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось,- и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному».

Пушкину очень важно подчеркнуть мысль, что, даже надев маску частного человека, Екатерина не оказывалась способной смирить в себе императрицу. «Вы просите за Гринева? - сказала дама с холодным видом. - Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, во как безнравственный и вредный негодяй».

Марьи Ивановны с Екатериной II достигает- после этой отповеди «дамы»-кульминации: капитанская дочка из робкой и смиренной просительницы превращается в отважную защитницу справедливости, беседа становится поединком.

• «- Ах, неправда! - вскрикнула Марья Ивановна.
• - Как неправда! - возразила дама, вся вспыхнув.
• - Неправда, неправда! Я вам расскажу».

Что ей оставалось делать? Настаивать на несправедливом своем приговоре? Но в создавшихся условиях это выглядело бы проявлением безрассудного деспотизма. Подобное изображение Екатерины противоречило бы правде истории. И Пушкин не мог пойти на это. Ему же важно было другое: показать сначала несправедливость осуждения Гринева и демагогического по существу помилования его Екатериной II, а потом - вынужденное исправление ею своей ошибки.

Марью Ивановну вызывают во дворец. «Дама», представшая уже в образе императрицы Екатерины II, сказала: «Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха». Заявление это примечательно. Сама Екатерина II признается, что она освобождает Гринева потому, что он невиновен. А его невиновность доказана Машей Мироновой, и эта истина подтверждена читателем. Поэтому исправление ошибки не есть милость. Милость Екатерине II приписали пушкинисты. В действительности честь освобождения невиновного Гринева принадлежит капитанской дочке. Она не согласилась не только с приговором суда, но и с решением Екатерины II, с ее «милостью». Она отважилась поехать в столицу, чтобы опровергнуть аргументы императрицы, осудившей Гринева. Наконец, она смело бросила «даме» дерзкое слово - «Неправда!» Маша Миронова вступила в поединок и выиграла его; Приписывая «милость» Екатерине, исследователи обедняют образ капитанской дочки, отнимая у нее главный в ее жизни поступок. Она в романе была «страдательным» лицом, верной дочерью своего отца, усвоившей его мораль покорности и послушания. «Чудные обстоятельства» не только подарили ей счастье соединения с любимым они обновили ее душу, ее жизненные принципы.

Образ российской императрицы вдохновлял художников, принадлежавших к разным эпохам и поколениям

Инаугурация Императорской академии художеств 7 июля 1765 года. Худ. В.И. Якоби. 1889
Предоставлено автором

Почти три с половиной десятилетия царствования Екатерины II ее портреты писали ведущие художники, причем как отечественные, так и зарубежные мастера, приезжавшие в Россию. Парадные и не очень парадные, они должны были служить определенным целям. Живописцы прославляли правление Екатерины Алексеевны, представляли ее мудрой и просвещенной монархиней, создавали желаемый образ. Целый ряд композиций носил подчеркнуто аллегорический характер, на других императрица показана почти в домашней, непринужденной обстановке – и все вместе они составили внушительную галерею образов, ярких и чрезвычайно интересных.

Надо сказать, что далеко не все работы живописцев нравились заказчице. Так, императрица с горьким юмором отозвалась о портрете, созданном Александром Рослином , заметив, что на нем она скорее похожа на шведскую кухарку. Не пришелся ей по душе и портрет кисти Владимира Боровиковского , на котором она изображена в повседневной одежде на прогулке в Царскосельском парке (этот портрет стал особенно известен благодаря «Капитанской дочке» Пушкина ).

Портрет Екатерины II. Худ. А. Рослин. 1776–1777
Предоставлено автором

Образ императрицы, которую называют Великой, оставался значимым для русского искусства и после ее смерти – не в такой степени, конечно, как образ Петра I , но все же. Четко прослеживаются два периода такого художественного интереса – это вторая половина XIX века, время после великих реформ Александра II, и начало XX столетия, Серебряный век. Но вначале о прижизненной галерее царицы.

Улыбка принцессы Фике

Первый портрет Екатерины, когда она еще не была Екатериной, а была весьма скромной принцессой Анхальт-Цербстского дома, принадлежит кисти Анны Розины де Гаск (урожденной Лисевской, 1713–1783) – представительницы целой семьи живописцев (из которой наиболее известна ее младшая сестра, художница Анна Доротея Тербуш-Лисевская – одна из выдающихся «муз» живописи XVIII века).

На портрете мы видим Софью Августу Фредерику Анхальт-Цербстскую в 11-летнем возрасте, но уже этот детский образ ясно показывает черты характера будущей российской государыни. Принцесса Фике (таково было ее домашнее прозвище) смотрит на зрителя внимательно и в то же время как бы высокомерно. Тонкие сжатые губы усиливают это впечатление. И вместе с тем здесь впервые появляется особенность, отличающая потом почти все портреты Екатерины, – ее фирменная улыбка. Вообще художники XVIII века старались писать портреты улыбающихся моделей, когда работали на заказ. Улыбка облагораживала, делала образ привлекательнее. Другое дело, что далеко не всем она шла.

Улыбка Екатерины – это нечто большее, чем просто улыбка согласно портретной традиции. Это инструмент ее политики, ее общения, один из очень многих, но немаловажный. Если мы обратимся к воспоминаниям о ней современников, то в большинстве случаев найдем описание именно этой доброжелательной, милостивой, располагающей к себе улыбки. А уж пленять сердца Екатерина умела виртуозно. С улыбкой она вошла и в русскую классическую литературу. При создании двух самых знаменитых образов императрицы на страницах художественных произведений – в «Капитанской дочке» и «Ночи перед Рождеством» – Пушкин и Гоголь используют даже одинаковые слова: у русской царицы голубые глаза и легкая улыбка, так умевшая покорять все вокруг.

Себе на уме

Но время шло. Девочка стала невестой наследника российского престола и приехала в Россию. И вскоре она уже – великая княгиня Екатерина Алексеевна. Сохранилось несколько ее портретов того периода.

Портрет великой княгини Екатерины Алексеевны. Худ. Л. Каравак. 1745
Предоставлено автором

Автором одного из первых был француз Луи Каравак (1684–1754), получивший известность как придворный портретист еще при Петре I . За долгие годы в России он перерисовал практически всех членов императорской фамилии, не стала исключением и юная Екатерина Алексеевна, которую художник изобразил в излюбленной манере – словно окутанной легкой дымкой. Для этого портрета характерно сдержанное очарование, и немалую роль в этом сыграла едва заметная улыбка, которую сумел уловить мастер, однако ему удалось показать и не слишком открытую и искреннюю натуру будущей императрицы. Она, что называется, себе на уме – качество, угадываемое позднее и другими живописцами.

Портрет великой княгини Екатерины Алексеевны в охотничьем костюме. Худ. Г. К. Гроот. 1740-е
Предоставлено автором

Очень милы портреты работы Георга Кристофа Гроота (1716–1749), представлявшего Екатерину в разной обстановке, в частности на охоте. На них великая княгиня всегда улыбается, а лицо ее несколько заострено. На полотнах же Пьетро деи Ротари (1707–1762) Екатерина, напротив, чрезвычайно неинтересна: это полная дама, умиротворенно и даже немного отрешенно взирающая на зрителя, хотя округлость лица делает ее образ довольно приятным. Данный портретный тип впоследствии был воспроизведен Иваном Аргуновым (1729–1802), учеником Ротари, и Алексеем Антроповым (1716–1795), изобразившим Екатерину восседающей на троне, со скипетром и державой, в 1766 году. В застывшем образе императрицы тут совсем мало жизни. Наконец, та же Анна Розина де Гаск написала семейный портрет Петра и Екатерины с мальчиком-пажом (в этой манере был исполнен и их парный портрет Гроотом): здесь статичность образов наследника российского престола и его супруги придает картине выхолощенный характер.

В поисках канонического образа

В первое десятилетие царствования Екатерины ее придворным художником был датчанин Вигилиус Эриксен (1722–1782). Именно он наряду с итальянцем Стефано Торелли (1712–1780) создавал официальный, канонический образ императрицы. Многочисленные портреты Эриксена отличают плоскостной характер и слабая выразительность. Екатерина на них выглядит статичной куклой, как правило, с отстраненным выражением лица: ее черты не слишком привлекательны, а улыбка скорее натянута. Более неестественное изображение и представить себе сложно. Даже весьма оригинальный портрет императрицы в шугае и кокошнике оставляет не лучшее впечатление: смотрящая на нас пожилая женщина не внушает особой симпатии.

Портрет Екатерины II верхом. Худ. В. Эриксен. После 1762
Предоставлено автором

Но несмотря на столь сдержанную творческую манеру художника, Екатерина II любила портрет работы Эриксена, где она изображена в момент переворота на любимом коне Бриллианте, в платье по форме Преображенского полка. По-видимому, он отвечал той необходимой героизации, которая была чрезвычайно важна для императрицы при упоминании о «революции» 1762 года. Торелли же создавал в основном аллегорические полотна с изображениями Екатерины, канонизировав образ императрицы в виде Минервы, а на парадных портретах его кисти, отметим, государыня выглядит более живо, чем на картинах Эриксена. Однако на написанном Торелли портрете в русском платье она кажется совершенно серьезной (даже без улыбки) и производит скорее не слишком благоприятное впечатление.

Портрет Екатерины II. Худ. Ф.С. Рокотов. 1763
Предоставлено автором

Каноническим можно назвать портрет императрицы в профиль, созданный Федором Рокотовым (1735(?)–1808) вскоре после ее коронации, в 1763 году: именно этот ее образ является одним из наиболее известных. Екатерина II восседает на троне со скипетром в протянутой руке, мягкие черты лица делают ее профиль одухотворенным, а сама принятая ею поза скорее легкая, нежели тяжеловесная, – благодаря всему этому и создается ощущение некоего порыва, обращенности вперед, не вполне ожидаемое от парадного портрета. Императрица как бы устремлена в будущее, к планам и преобразованиям. Этот портрет, бесспорно, одна из самых больших удач в галерее официальных образов государыни. Впоследствии Рокотов создал и ее портрет со знаками ордена Святого Георгия. На нем Екатерина одновременно и величественна, и очаровательна: ее милостивая улыбка обращена к верноподданным.

Шведский художник Александр Рослин (1718–1793), работавший в России во второй половине 1770-х годов, – тот самый, что написал столь не понравившийся заказчице портрет. Представляется, что портрет этот действительно самый неудачный из всех по производимому им эстетическому впечатлению: Екатерина кажется обрюзгшей старушкой, а улыбка не столько придает ей очарование, сколько выражает некоторую брезгливость. Портрет Рослина копировал Карл Людвиг Христинек, очевидно смягчивший черты образа царицы.

Аллегории на заданную тему

Можно сказать, что классический улыбающийся и весьма привлекательный образ Екатерины в живописи родился в начале 1780-х годов, то есть примерно в середине ее царствования. Он и вошел в историю. Верные черты в ее репрезентации были наконец-то найдены.

Портрет Екатерины II. Худ. Р. Бромптон. Около 1782
Предоставлено автором

Уже в 1782 году совершенно очаровательный, светлый и одухотворенный образ императрицы создает Ричард Бромптон (1734–1783), блестящий английский живописец, на несколько лет ставший придворным художником государыни. Пожалуй, это самый живой портрет Екатерины из всех когда-либо написанных.

Но свое законченное воплощение величественная приятность государыни получила, конечно, на портретах работы Дмитрия Левицкого (1735–1822), среди которых выделяется образ Екатерины-законодательницы в храме богини Правосудия (1783). Эта вторая волна аллегорических изображений императрицы во многом была инициирована Николаем Львовым – архитектором, поэтом, музыкантом, рисовальщиком и гравером, а также другом Левицкого.

Портрет Екатерины II – законодательницы в храме богини Правосудия. Худ. Д.Г. Левицкий. 1783
Предоставлено автором

По сути, Львов и предложил «программу» этого полотна. Екатерина предстает здесь не в одеяниях античной богини – покровительницы наук и искусств, а в классицистическом образе триумфатора, законодательницы и радетельницы о благе подданных. Светлый хитон жрицы символизирует чистоту ее помыслов и дел; лавровый венок и морской пейзаж с кораблями – военные победы и успехи на ниве дипломатии; маки, сжигаемые на алтаре Фемиды, – неусыпное попечение о правосудии, а орел с перунами придает величественному образу черты сходства с Юпитером. При всей их официальности портреты Левицкого (а существует несколько их вариантов и повторений) отличает создание образа мягкой, милостивой, ободряющей окружающих и в то же время уверенной в себе царицы, и, кстати, улыбка, которую столь блистательно умел передать этот живописец, играет тут очень важную роль.

Портрет Екатерины II в дорожном костюме. Худ. М. Шибанов. 1787
Предоставлено автором

Конец 1780-х в портретной галерее Екатерины представлен ее портретом в дорожном костюме кисти бывшего крепостного, художника Михаила Шибанова (биографические сведения о нем крайне скудны), написанным во время ее знаменитого путешествия в Крым (1787). Этот портрет интересен своим камерным, «домашним» характером, и императрица смотрит на нем как-то грустно и даже несколько удивленно. Такой вариант ее репрезентации вряд ли соответствовал уже сложившейся официальной традиции живописного изображения царицы, и его наличие в галерее образов государыни показательно.

Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке (с Чесменской колонной на фоне). Худ. В.Л. Боровиковский. 1794
Предоставлено автором

Наконец, в последние годы жизни Екатерину запечатлели Иоганн Баптист Лампи Старший (1751–1830) и Владимир Боровиковский (1757–1825), хотя у последнего есть и более ранний парадный портрет императрицы. Обе эти работы не понравились стареющей монархине. Лампи попытался подхватить эстафету Левицкого, изобразив Екатерину, указывающую на аллегорические фигуры Крепости и Истины. Но царица выглядит здесь грузной и тяжеловесной, ее лицо – одутловатым, и в целом оно производит скорее отталкивающее впечатление (это лишь в незначительной степени было скорректировано живописцем на другом парадном портрете Екатерины). Портрет кисти Боровиковского (известен в двух вариантах) показывает императрицу в сугубо «домашних» условиях – на обычной прогулке в Царскосельском парке, но при этом и он не лишен аллегоричности (фоном на одном из вариантов является Чесменская колонна, на втором – Кагульский обелиск). Императрица шествует, опираясь на трость, в сопровождении любимой левретки Земиры, сдержанно улыбается, что вызывает симпатию, возникающую во многом и благодаря окружающей ее прелестной неофициальной обстановке. Именно это приятное впечатление послужило Пушкину основой для создания известного эпизода повести «Капитанская дочка» (поэт был знаком с портретом по гравюре Николая Уткина, очень популярной в его время).

Екатерина II. Бюст работы Ф.И. Шубина
Предоставлено автором

Классический образ Екатерины в скульптуре был создан Федором Шубиным . Бюсты его работы представляют нам императрицу столь же привлекательной, милостивой и улыбающейся, как и картины Левицкого.

Екатерина из XIX века

Посмертная изобразительная слава Екатерины началась лишь в 1860-х. Это была эпоха столетия ее царствования. В русской исторической живописи того времени образ великой императрицы XVIII века, по всей видимости, впервые появляется на сугубо ученической картине польского художника Ивана Миодушевского , учившегося в Императорской академии художеств в Санкт-Петербурге. Картина была написана в 1861 году по академической программе, а за ее эскиз автор был удостоен большой серебряной медали. Это «Сцена из «Капитанской дочки» А.С. Пушкина», изображающая момент вручения императрицей письма Маше Мироновой о помиловании Петра Гринева . Бытовая сценка литературного характера разворачивается в покоях Екатерининского дворца в Царском Селе в присутствии неестественно малолетнего Павла Петровича и княгини Екатерины Дашковой . Облик государыни здесь скорее близок к тем, что мы видим на портретах Лампи, но существенно облагорожен.

Императрица Екатерина II у М.В. Ломоносова. Худ. И.К. Федоров. 1884
Предоставлено автором

Еще два произведения, рисунок 1880 года Алексея Кившенко (1851–1895) и картина малоизвестного художника Ивана Федорова , созданная в 1884-м, посвящены одному и тому же событию – посещению Екатериной II Михаила Ломоносова в 1764 году. В обоих случаях императрица в светлом платье, сопровождаемая свитой, сидит и внимательно слушает объяснения великого ученого.

На картине известного исторического живописца Валерия Якоби (1833–1902) показана церемония инаугурации Академии художеств в 1765 году. Это полотно было создано в 1889-м к 125-летию академии. Здесь художник представил зрителям не только саму императрицу, но и большое число придворных, видных деятелей культуры и искусства эпохи ее правления (Панина, Разумовского, Дашкову, Бецкого, Сумарокова и многих других). В процессе работы он обращался к известным портретам этих деятелей, а его Екатерина словно бы сошла с парадного профильного полотна Федора Рокотова.

Любопытно, что на стенах зала, где разворачивается торжество, Якоби «развесил» картины екатерининского времени, в том числе аллегорические портреты императрицы кисти Торелли (в образе Минервы) и Левицкого (в образе жрицы богини Правосудия), хотя ни того, ни другого портрета в 1765 году еще не существовало.

Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы. Худ. Н.Н. Ге. 1874
Предоставлено автором

Без сомнения, самым знаменитым произведением русской исторической живописи, где образ Екатерины не просто присутствует, а играет одну из главных ролей, является картина Николая Ге (1831–1894) «Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы» (1874). Эта чрезвычайно интересная с композиционной и колористической точки зрения работа показывает Екатерину в трауре: в сопровождении Дашковой она следует к гробу Елизаветы Петровны , который, впрочем, не обозначен. Это движение на первом плане контрастирует с уходящим вдаль в глубине картины Петром III, также сопровождаемым придворными, причем контраст достигается не только разными векторами двигающихся групп и соотнесением планов полотна, но и цветовым решением. Фигура Екатерины освещена пламенем свечей, а выражение ее лица, холодное и даже надменное, – она как бы ухмыляется своей сдержанной улыбкой – демонстрирует ее безусловное превосходство над ситуацией, что не очень-то располагает зрителя к героине картины.

Памятник Екатерине II в Петербурге. Скульптор М.О. Микешин. 1873
Предоставлено автором

А годом ранее, в 1873 году, в Петербурге перед Александринским театром был открыт памятник Екатерине II. Его автор Михаил Микешин (1835–1896) уже один раз изобразил великую императрицу – на памятнике Тысячелетию России в Новгороде: там она, возлагающая лавровый венок на голову склонившегося перед ней Григория Потемкина , представлена среди многих выдающихся деятелей русской истории. Теперь же Микешин создал памятник самой Екатерине, но композиционное решение новгородского монумента, которое оказалось чрезвычайно удачным, использовал и здесь.

Горделиво улыбающаяся императрица возвышается как скала, окруженная поясом своих соратников. Микешин блестяще передал самую суть екатерининского правления: она – в умело подобранной монархиней плеяде орлов, которые и составили ее славу. Это решение надолго определило композиционную традицию екатерининских монументов империи: таков памятник ей в Одессе (1900), таков же – в Екатеринодаре, как назывался современный Краснодар (1907, проект все того же Микешина). Везде императрица возвышается над зрителями, и везде она не одна. Впечатление от петербургского монумента, а в большей степени от самой личности царицы превосходно выразил замечательный поэт Алексей Апухтин в стихотворении «Недостроенный памятник».

Выезд Екатерины II на соколиную охоту. Худ. В.А. Серов. 1902
Предоставлено автором

Начало XX века принесло интерес к частной жизни императрицы. На экслибрисе, выполненном Анной Остроумовой-Лебедевой (1871–1955) для Сергея Казнакова , Екатерина (угадывается лишь ее силуэт) изображена с одним из своих фаворитов лунной ночью в Камероновой галерее Царскосельского парка. А на рисунке Валентина Серова (1865–1911), созданном для знаменитого издания Николая Кутепова по истории царской и императорской охоты, мы видим императрицу выезжающей вечером на соколиную охоту. Вполоборота она повернулась к нам, оглядываясь на сопровождающего ее фаворита. Эта «вечерняя» Екатерина Серебряного века завершает галерею ее художественных образов, созданных в старой России.

В романе Пушкина «Капитанская дочка» образы Емельяна Пугачева и императрицы Екатерины II являются символами власти. Можно сказать, что эти исторические фигуры находятся на разных полюсах, являются кардинально противоположными.
Известно, что в «Капитанской дочке» Пушкин противопоставил народ и власть. Главной причиной пугачевского бунта он считал оторванность власти от народа, незнание и нежелание властьимущих знать потребности простого мужика. Отсюда – национальные трагедии, одной из которых является, по мнению Пушкина, бунт под предводительством Емельяна Пугачева.
Пугачев – народный герой. Он представляет народную власть, народного избранника. Недаром простые казаки готовы отдать за него жизнь. В основе образа Пугачева – реальный прототип. Романный Пугачев – казак, самозванец, предводитель восставших казаков, называвший себя государем Петром III. Чтобы подчеркнуть историзм своего произведения, писатель вводит некоторые события и детали, имевшие место в реальности. Так, в главе «Пугачевщина» приводится казенный приказ о поимке Пугачева, существовавший на самом деле. Кроме того, в романе приводятся подлинные исторические факты: поимка и казнь Пугачева, например.
Но, безусловно, фигура Пугачева в «Капитанской дочке» не приравнивается к его историческому прототипу. В романе это один из самых сложных и многомерных образов, представляющих собой сплав исторических, бытовых, символических и фольклорных элементов. В произведении фигура Пугачева перерастает в символический образ, олицетворяющий историю и судьбу.
Облик Емельяна Пугачева конкретен, глазами Гринева мы видим его портрет, знаем о его происхождении. Но, в то же время, реалистичность Пугачева только кажущаяся. С его появлением в роман входит атмосфера чего-то мистического и загадочного. Пугачев напоминает оборотня, сущность которого постичь не дано никому. Из бродяги этот герой легко превращается в «государя-императора». В Пугачеве то проявляются черты плутоватого мужика, то мудрость, сила и величие народного вождя. В таких главах романа, как «Незваный гость», «Мятежная слобода», «Сирота» метаморфозы Пугачева следуют одна за другой: то он властный и грозный государь, то справедливый и милосердный спаситель, то жестокий и скорый на расправу мужик, то мудрый и рассудительный государственный муж.
Образ Пугачева в романе трагичен. Причем герой сам осознает эту трагичность. Это подчеркнуто и в казачьей песне, которую он поет, и в столь любимой им калмыцкой сказке. Облик Емельяна Пугачева во многом овеян героическим ореолом. Вспомним, что он отвергает возможность милости государыни по отношении к нему, сам при этом милуя своих противников. Для него милосердие – это неприемлемое оскорбление.
Образ Емельяна Пугачева в романе дан в фольклорном ключе. В сознании Гринева он тесно связан с явлением чуда, с самой судьбой. В начале романа Пугачев появляется из метели, затем он станет главным героем пророческого сна Петра Гринева. В нем лжегосударь предстает в облике вожатого, вождя, который невольно раскрыл мемуаристу глаза на законы жизни, истории, судьбы.
Таким образом, Пугачев в «Капитанской дочке» одновременно и реален, и фантастичен. Он соединяет два пласта: внешний, жизненный, и мистический, пласт судьбы и истории. Образ Емельяна Пугачева – центральный образ романа. С ним связаны размышления Пушкина об истории и судьбе, о соотношении частной жизни и жизни исторической.
Образ Пугачева невидимыми нитями связан с образом еще одного «человека власти» - Екатерины II, официальной государыни. В романе возникают смысловые и композиционные параллели, соединяющие этих двух героев. Основная из них: встреча Гринева с Пугачевым в Белогорской крепости – встреча Маши Мироновой с Екатериной II в Петербурге.
Пушкин дал в этом эпизоде реальный портрет императрицы: «Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую».
Образ Екатерины II, справедливой, милосердной, благодарной, написан Пушкиным с нескрываемой симпатией, овеян романтическим ореолом. Это не портрет реального человека, а некий обобщенный образ. Екатерина – это та святыня, которую защищали дворяне в войне с Пугачевым.
Екатерина внимательно выслушивает Машу Миронову и обещает разобраться в ее просьбе, хотя отношение императрицы к «предателю» Гриневу резко отрицательное. Узнав все подробности дела и проникшись искренней симпатией к капитанской дочке, Екатерина милует жениха Маши и обещает позаботиться о материальном благополучии девушки: «… но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
На мой взгляд, персонально к Екатерине II у Пушкина не было никаких «претензий». Известно, что по своим политическим убеждениям писатель был монархистом. Все преобразования, по его мнению, должны были проводиться только в рамках этой системы. Но в том, что реформы необходимы, у Пушкина не было никаких сомнений.
Таким образом, «Капитанская дочка» - исторический роман, в котором действуют два основных исторических лица: Емельян Пугачев и Екатерина II. Попав в ткань художественного произведения, эти реальные фигуры обрели много вымышленных черт, превратились в художественные образы, служащие для выражения авторской позиции, взглядов Пушкина на историю, проблему власти и народа, судьбы. На реальную основу этих персонажей наложился художественный вымысел, авторская воля, в результате чего был создан один из лучших русских исторических романов.

Для того, чтобы описать образ Екатерины II, потребуется обратиться к произведению. Как мы уже знаем, рассказчиком является Гринев, и он говорит нам о встрече Марьи Ивановны с императрицей. Его повествование основано на словах Марьи, а она, конечно же, очень долго вспоминала это событие. Что же она могла сказать о великой императрице?

"По замыслу Пушкина, – написал П.Н.Берков, – вероятно, царица в "Капитанской дочке" и не должны были изображать реально, как истинную правительницу. Автору хотелось показать ее официальной трактовке: ведь даже раннее дезабилье императрицы рассчитывалось на создание легенды о Екатерине, как о простом и самом обычном человеке.

Необходимо подумать, нет ли все же во взаимодействие Маши Мироновой с Екатериной и в описании предшествующих событий авторского к ним отношения. Необходимо вспомнить факты, имеющие место с того времени, как Гринев отвечал в суде. Известно, что он прервал свою речь в суде про настоящее обстоятельство его отъезда из Оренбурга и это помешало благосклонности в суде.. Марье было ясно из-за чего Гринев не желал оправдываться перед судьей, и она осмелилась отправиться к императрице, чтобы все честно поведать ей и спасти любимого. Это у нее получилось.

То, что Гринев совершенно ни в чем не виноват, царица поняла из разговора с Марьей. Она посвятила ее в то, что Гринев сохранил в тайне, и царица вернула честное имя любимому просительницы.

Ей выгодно было, что Грине был невиновен. Каждый дворянин, который перешел на сторону Пугачева, причинял вред дворянскому классу, опоре ее правления. Из-за недовольство правительницы, которое после разговора с Марьей сменилось на милость. Екатерина улыбается, узнает, где остановилась девушка. Вероятно, она принимает хорошее для девушки решение и дает ей надежду.

Автор писал, что дружелюбие императрицы притягивало людей. В короткой встречи Мироновой с Екатериной устами Гринева он и рассказывает об этом качестве царицы, о том, что она способна очаровать любого человека, о ее способности воспользоваться слабостью души человека. Ведь Марья– дочка героя, капитана Миронова, о его заслугах она все прекрасно было известно. Она не жалела ордена для тех, кто отличился в сражении с пугачевцами, оказывала помощь и осиротевшим семьям дворян. Что же поразительного, что она с заботой отнеслась и кМаше, к тому же щедрость к ней она не проявляла.

Императрица ценила отношение к себе дворян и хорошо осознавала, какое впечатление будет произведено ее "величайшим милосердием" Гриневых.

Сочинение про Екатерину II

Один из самых известных романов Александра Сергеевича Пушкина - «Капитанская дочка», является историческим, поэтому многие действия, описанные в нем, происходили на самом деле, конечно же, с внесенными авторскими изменениями и доработками.

На протяжении всего произведения, повествование ведется от лица главного героя – пожилого офицера Петра Гринева. Поэтому немаловажную роль играет образ Екатерины II, Великой, который показывает отношение простого народа к императрице. В общении с Марьей Ивановной, она предстает добродушной, спокойной женщиной, без надменного и высокомерного поведения, проста в общении. Да и то, что она прогуливалась в саду просто в ночной сорочке, без охраны, тоже показывает, что женщина не пытается казаться «выше» других лишь из-за своего социального статуса. Жену Гринева она выслушивает полностью, не торопит и не перебивает.

Конечно, Пушкин описывает не реальную императрицу. По его замыслу, он хотел представить Екатерину Великую не как грозную правительницу, а как простого, обычного человека. Образ благодетельницы является маскировкой реального отношения автора к правительнице. Да и к тому же, рассказчиком этой истории является Гринев, простой военный, который видел императрицу именно такой и испытывал некое обожание по отношению к ней.

Царица обходительна по отношению к Марии, даже самостоятельно помогает встать девушке, упавшей к ее ногам из-за потрясения. Разговаривает она с Марией на равных, с уважением, а не как с подданной. Оказав милость, императрица показала свое неравнодушное отношение к проблеме небогатой семьи военных. Да, пусть она и не обеспечила жену Гринева богатым приданным, но все же постаралась оказать им помощь.

Конечно, Екатерина II не могла поступить иначе, ведь отец девушки пытался противостоять восстанию, героически сражался с войском Пугачева и при этом погиб. Пугачев и его войско являлись врагами самодержавной власти, а, следовательно, и противниками самой Екатерины II.

Истинное отношение Пушкина к Екатерине II выражено лишь в его заметках по русской истории XVIII века. И оно кардинально отличалось от «гриневского» отношения.

Несколько интересных сочинений

• Сочинение по картине Саврасова Зима 3 класс описание

  Картина «Зима» выделяется из всех творческих работ автора. Узенькая тропка разделила полотно на две часть. Слева - нашему вниманию открывается дремучий лес и пара деревьев у обочины. Справа расположились лишь две безжизненные березы.

образы Емельяна Пугачева и императрицы Екатерины II являются символами власти. Можно сказать, что эти исторические фигуры находятся на разных полюсах, являются кардинально противоположными.

Пушкин дал в этом эпизоде реальный портрет императрицы: «Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую».

Образ Екатерины II, справедливой, милосердной, благодарной, написан Пушкиным с нескрываемой симпатией, овеян романтическим ореолом. Это не портрет реального человека, а некий обобщенный образ. Екатерина – это та святыня, которую защищали дворяне в войне с Пугачевым.

Екатерина внимательно выслушивает Машу Миронову и обещает разобраться в ее просьбе, хотя отношение императрицы к «предателю» Гриневу резко отрицательное. Узнав все подробности дела и проникшись искренней симпатией к капитанской дочке, Екатерина милует жениха Маши и обещает позаботиться о материальном благополучии девушки: «… но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».

Императрице более нужна невиновность Гринева, нежели его виновность. Каждый дворянин, перешедший на сторону Пугачева, наносил ущерб дворянскому классу, опоре ее трона. Отсюда гнев Екатерины (лицо переменилось во время чтения письма, стало строгим), который после рассказа Марьи Ивановны "сменяется на милость". Царица улыбается, осведомляется, где остановилась Маша. Она, видимо, выносит благоприятное для просительницы решение и обнадеживает капитанскую дочку.

Пушкин, предоставляя право рассказывать Гриневу, заставляет его вместе с тем сообщать о фактах, которые позволяют нам сделать свои выводы. Екатерина ласково разговаривает с Марьей Ивановной, приветлива с ней. Во дворце она поднимает упавшую к ее ногам, потрясенную ее "милостью" девушку. Она произносит фразу, обращаясь к ней, своей подданной, как к равной себе: "Знаю, что вы не богаты, – сказала она, – но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние." Как же могла воспринять эти слова Марья Ивановна, с детских лет воспитывавшаяся в уважении к престолу и царской власти?

Пушкин писал о Екатерине, что "ее... приветливость привлекала". В маленьком эпизоде встречи Маши Мироновой с императрицей устами Гринева он и говорит об этом качестве Екатерины, о ее способности очаровывать людей, о ее умении "пользоваться слабостию души человеческой". Ведь Марья Ивановна – дочь героя, капитана Миронова, о подвиге которого знала царица. Екатерина раздавала ордена офицерам, отличившимся в войне с пугачевцами, помогала и осиротевшим дворянским семьям. Что же удивительного, что она позаботилась и о Маше. Императрица не была щедра к ней. Капитанская дочка не получила большого приданого от царицы и не увеличила богатства Гринева. Потомки Гринева, как сообщает издатель, т.е. Пушкин, "благоденствовали" в селе, принадлежавшем десятерым помещикам.

Екатерина дорожила отношением к себе дворянства и прекрасно понимала, какое впечатление произведет "высочайшее помилование" на верноподданническую семью Гриневых. Сам Пушкин (а не рассказчик) пишет: "В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке", которое передавалось из поколения в поколение.

А вот помощь Пугачева Гриневу была куда более реальной – он сохранил ему жизнь и помог спасти Машу. Это яркое противопоставление.